…Речь идет о деревне С-овке, находящейся в 8-10 верстах от станции железной дороги. В деревни всего 70 дворов. Детей школьного возраста 60-70, и все посещают школу.
«Детей мало и любят их в С-овке - и дома, и в школе. Растут они себе свободные, веселые, и всякое горе скользит по ним, не оставляя глубокого следа». Так характеризует своих питомцев учительница С-ской школы.
«И вот подошло лето 1914 года. Мобилизация. Дети не сразу поняли, в чем дело. Война вначале вызвала в детском уме какое-то смятение. Война - значит солдаты, ружья, музыка, бой, победа. Так видали они на картинах и слыхали от старших...»
В первую мобилизацию из С-овки взяли на войну всего 9 человек.
«Расстались. Проводили запасных и, как во всякой деревне, много было плачу, много боли. Все всколыхнулись и горько плакали дети, которым пришлось расстаться с отцами и братьями».
«По городам бывали манифестации. В деревнях их не понимают. И когда по соседству кто-то вздумал устроить манифестацию, всем в деревне показалось это чудным. Собралась кучка людей, взяли флаг и пошли по деревням с пением. Ребята увидели первые и забегали по улице с криком: «Война идет! война идет!». Кое-где вышли бабы, подивились и разошлись. Никто ничего не понял».
«И все поняли, когда пришли с почты солдатские письма, стали читать газеты, телеграммы».
Чуть ли не каждый день приходится с-овским крестьянам ездить на станцию, и всегда они привозят с собою телеграммы. В деревне выписывают 6 - 7 газет.
«И жутко стало в деревне. И первые письма солдатские были печальны. И ждали люди. А дети всюду торчат, все слышат, все читают: письма, телеграммы, газеты».
«Первое, что их захватило - это известия о детях, отправившихся на войну. С восторгом читали они о юных героях и начали подумывать о том, как бы самим отправиться. Некоторые мальчики стали проситься на войну».
В своих играх дети стали устраивать «сражения», представлять разведчиков, и когда в ближайший городок привезли раненых, и рассказы очевидцев о них проникли в деревню, то школьники стали играть в «лазарет».
Фигурировал в их играх и Козьма Крючков. «В какой деревне дети не знали о нем? и кому из них не хотелось быть им в игре?».
Интересна первая после начала войны встреча учительницы с учениками. Вот как она ее описывает:
«Я приехала в С-овку в конце августа, и первый вопрос, которым меня встретили ученики, был:
- Ты что же говорила, воевать не надо, - ты и теперь это говоришь?
- О нет, - возразила я, - теперь я этого не говорю, а говорю, что надо защищаться всеми силами, раз на нас напали.
«Тут посыпались на меня рассказы, а главное, о том, что всем мальчикам хочется на войну, и они показывают, как искусно они могли бы подползать к неприятелю, как ловко лазить на деревья, высматривать, подносить солдатам патроны и т. д.».
Девочки не так активно проявляли свой интерес к войне: он у них был более внутреннего характера, сосредоточенный.
«В деревне уже осмысленно относились к положению, и о ходе войны осведомлены были все».
|
Вести о войне. Рисунок Г. Юрьева // Родина. - 1915. - № 43. - С. 575 |
«Самыми интересными женщинами в С-овке стали жены запасных. Никто так чутко не относился к известиям с войны, как эти бабы. Никто так не следил, как они, с замиранием сердца, за переходами наших армий и ходом боев, и они, естественно, оказались самыми осведомленными».
«Кроме газет и телеграмм, очень часто получались письма солдат с войны. Солдатские письма - эта самая прекрасная летопись войны - становились общим достоянием. Их слушали все, их переносили из избы в избу, из деревни в деревню. Мы получали почту 3 раза в неделю, и обыкновенно в этот вечер собиралась ко мне целая толпа. В ожидании почты разговаривали о войне, о солдатах; наконец, появлялся мальчик с письмами и газетами».
«Неутомимо писали и мы, в свою очередь, на войну. Писали все: мужики, бабы, дети. Чаще всего писали жены. Мне приходилось иногда писать по 4 - 8 писем в день от их имени. И было всегда интересно писать под их диктовку».
Но интереснее всего были ответы солдат.
«Кто не знает русской деревни, кто не любит ее, пусть читает письма солдат, и тот поймет ее и полюбит русский народ. Сколько в этих письмах, которые мы получали, было шуток, остроумия и... слез, слез, слез! А сколько давали они пищи уму и сердцу».
Началась отправка теплых вещей и шитье белья. «Три самые уважаемые старухи отправились по деревне собирать теплые вещи и холст. Не было в С. ни одного дома, где не дали бы. Давали щедро и охотно.
Одна солдатка отправилась узнать по деревне, кто желает «шить на воинов». Пожелали все. Тогда девочка ученица с другой солдаткой отправились разнести материал по домам, записать, кто сколько взял и объяснить, как надо шить. Шили с увлечением. Особенно помнится, как одна древняя, полуслепая старуха попросила «поработать на воинов».
- Да ведь ты плохо видишь, бабушка.
- Ничего! Хотя портяночку подшить дайте.
«А девочки в школе с еще большим увлечением трудились: шили, вышивали, вязали шарфы, шлемы. Многие вышивали манжеты и воротнички для рубах и все мечтали, кому-то достанется рубашка».
«Одна девушка придумала послать платки с вышивкой и придумала свои слова. Белый батистовый платок и по нем вьются кругом каймой красные слова вышивки».
Приводим полностью текст этого интересного образчика самостоятельного юного творчества, отразившего чувства работавших:
1) «Здравствуй, христолюбивый воин! Да спасет тебя Господь от вражеской пули летящей. 1915 год».
2) «Господи! спаси того воина, кто идет верою и правдою за свою родину. Будь ты, Господи, ему помощник».
3) «Спаси тебя, Господи, защитник нашей родины. Да пошлет тебе Господь здравие и спасение».
4) «Дарю платок в память войны и молю Бога, чтобы он по милости своей вернул вас опять на родину».
«Были и платки без вышивок, но особенно нравились всем вышитые, и все усердно вышивали. И уж мечтали о судьбе этих платков: как солдаты будут читать вышивку, как потом они поговорят о них и потом... платок годится завязать рану.
«Красная вышивка, красная кровь».
«Потом стали шить кисеты, и уж тут проявили свои вкусы. Кисеты посылали и взрослые девицы, и уж как старались, чтобы вышли они понаряднее, с вышивкой, с лентами. А были и трогательные кисетики из мелких разноцветных лоскутиков. Сколько в них вложено было любви, как красивы были эти подарки! В дни, когда шили кисеты (пред Рождеством 3 дня и столько же перед Пасхой), вся деревня жила только ими. Все обыденные интересы отступили на задний план пред солдатскими кисетами».
«Потом получились письма с войны, что кисеты сослужили свою службу - доставили радость. Солдаты писали после Рождества своим женам: «Мы получили на Рождество подарки. Если бы вы только знали, какая была радость, что мы не забыты. Знаешь, Варвара, когда будут собирать для солдат, ничего не жалей, всегда давай».
«А какая была радость в деревне, в особенности у детей когда получались письма, в которых благодарят за память, пишут, что угодили посылкой, что «как ее получили, то точно праздник был для нас». Один солдат написал: «А мы и не думали, что мы вам нужны, и что вы нас помните еще. Только теперь поверили».
Когда в школе по вечерам происходило шитье, мальчики тоже принимали в нем деятельное участие. Вот как описывает это участие учительница:
«Мальчикам тоже хотелось работать, и они вооружились иглами и стали подшивать портянки теплые. После уроков усядутся бывало на партах и шьют или служат на посылках: бегут за нитками подают иголки, готовят нитки».
«Подойдет вечер и весело им при огне работать и необычайно. Они любили петь при этом:
«Будем биться, о братья, до гроба!»...
В Петрограде при какой-то гимназии родительский кружок устраивал продажу детских работ в пользу солдатских сирот, и вот два раза ученики С-овской школы посылали туда свои работы и рисунки.
«Мне особенно нравилось, что они с таким увлечением работают и хотят работать. А главное - им было интересно, и было у них сознание, что они полезны.
«Как-то раз в середине урока один мальчик вдруг задал мне вопрос совсем неожиданно:
«А ты скажи, пожалуйста, почему германские мальчики на войне, а русские должны в школе, сидеть?» И этот вопрос обсуждали они горячо. Потом уж таких вопросов больше не подымали: были удовлетворены работой, сознанием, что и они не в стороне стоят от великих событий».
Сознание нужности и полезности своего участия - это не единственная черта, отличавшая настроения детей. По всему видно, что они вполне ясно и определенно сознавали всю важность и серьезность переживаемого момента и даже его историческое значение.
Вот яркий эпизод для иллюстрации этого положения:
День Св. Георгия в ноябре дети задумали отпраздновать в честь солдат, но так,. «чтобы была не похоже на обыкновенные наши праздники». Решено было (при каком участии учеников и в какой степени здесь проявилась их свободная инициатива - пока трудно установить) устроить всенощную в школе. Это было ново, так как до этого «никогда не происходило богослужения в школе». «Приехал батюшка, собралось много народу, и поздно вечером начали служить. В школе запахло ладаном, загорались свечки и раздались моления о христолюбивом воинстве. Батюшка служил торжественно, молились усердно, и все были довольны, в особенности дети, так что стали просить еще раз устроить». И вот на следующий день дети в школе говорят между собою: «А что же и через 50 лет мы будем рассказывать про войну и будем говорить, что мы во время войны целые дни работали, а молились по целым ночам».
В начале войны дети играли «в войну»; в этой игре отражались впечатления детей, отражалось все, происходившее тогда на войне и дошедшее до них путем чтения газет и писем: бои, атаки, разведки, пленные и т. д., и т. д. С течением времени этот резко-воинственный характер игр несколько изменился, и они стали приближаться к обыкновенным играм. Однако, эта перемена произошла не без влияния учительницы. Вот что она рассказывает по этому поводу:
«Игры «в войну» были ненавистны мне, и скрыть своего отвращения к ним я не могла, да и не хотела. Запрещать же игру мне не хотелось. Но однажды я не вытерпела и сказала им, что воина - не игра».
Игры эти после этого прекратились. Взамен их первое время появились обыкновенные игры. Потом в них стали все больше фигурировать лазареты, раненые, «милосердные сестры» и т. д. К концу года дети до того увлеклись этим сюжетом, что игры перешли в импровизированную пьесу, которую они потом сыграли. Этот спектакль был безусловно самостоятельным продуктом детского творчества, во всяком случае, идея появилась у детей без чьего-либо внушения и выполнения - чистейшая импровизация. <…>
За недостатком места мы не передаем здесь содержания пьесы. Укажем только, что пьеса в 2-х действиях, фабула не замысловатая, действие происходить в лазарете в ожидании раненых (в I действии), и по прибытии их (во II-м); действующая лица: раненые, санитары, доктор, «милосердные сестры», посетители. Центр тяжести фабулы в чувствах посетителей и вообще всех окружающих к солдатам и в рассказах раненых о сражениях и вообще о пережитом. В числе посетителей фигурируют также и «ученики с гостинцами для раненых от С-овки». В конце действия один раненый умирает.
Ставили пьесу 4 вечера подряд, и каждый раз школа не могла вместить всех зрителей. Понравилась пьеса не только детям, но и взрослым. «Очень уж много своего вкладывал каждый артист в свою роль. Хороши были девочки в роли «милосердных сестер» с повязкой красного креста».
«Вообще красный крест - самый желанный знак». Он более доступен детям и потому больше занимает их внимание, чем - георгиевский крест.
«У нас в С., — заявляет учительница, - был прямо - таки культ раненых и солдат».
|
Раненые фигурировали и в сочинениях, в рисунках, в работах из картона и в лепке детей: «Ученики сделали себе целую витрину, в которой помещена была группа: сестры милосердия у постели раненого. У кровати - столик. Не забыли прикрепить к витрине и белый флаг с красным крестом. Все было самостоятельно придумано, самодельное и очень любимое. И каждый день клали они на столик раненому свои копеечки, если у кого заведутся. Потом они сами отсылали копеечки в Богородицкий лазарет: «на булку какому-нибудь раненому».
Один мальчик раз «ладышки» свои хотел подарить раненому в витрине: у него копеечки не было, а уж очень хотелось что-нибудь дать.
И это трогательное внимание к игрушечному раненому, отражающее собою большой и глубокий интерес к войне, к ее героям и жертвам, принимает иногда формы не менее трогательной, но чисто детской наивности.
В витрину на столик раненому клали каждый день «свежую» (т. е. свеже-слепленную из глины) - «булку» и ежедневно же свежую газету. <…> Раненому вместе с газетой «подавали» и клали на столик и письма, и имя ему придумали.
«Витрина пользовалась большим вниманием и среди взрослых. Кто только ни приходил в школу, чтобы взглянуть на нее. Я слыхала, как бабы, желая чем-нибудь угодить своим приезжим гостям, посылали «взглянуть на раненого в школе». И люди шли, смотрели и восторгались».<…> |
«Лазарет» - Работа учениц сельской школы села
Сухановки (Тульской губернии)
// Весь мир. - 1916. - № 19. - С. 12. |
Ученикам С-овского училища пришлось проводить на войну своего учителя, которого они очень любили. Потом он в ноябре приехал к ним на пару дней погостить, прежде, чем отправиться на позиции. «И радость и горе!» - говорили ученики.
«Потом стали они его ждать к Новому году, к Пасхе. И такие милые, сердечный письма полетели к нему».
«Бывало идешь и видишь, что какая-нибудь баба шагает в волость, и вдруг летит ей навстречу стайка ребятишек с конвертами, с говором. Окажется: отсылают письма Михаилу Яковлевичу. Потом, когда установилась у них переписка с солдатами, они часто незнакомым солдатам писали:
«А увидишь там на войне нашего Михаила Яковлевича, помогай ему».
«Перед Пасхой девочки настояли на том, чтобы послали подарки в его полк «его товарищам учителям».
Трудно сказать, что в этом любовном внимании отнести к личности учителя, а что к тому обстоятельству, что этот любимый учитель - солдат и на войне.
С. Левитин.
// Русская школа. - 1915. - №7. - С. 88-96. |